Канон в искусстве
Фантазия, лишенная разума, порождает чудовище.
Ф. Гойя
Фантазия – это своего рода такой паровик,
что дай Бог только, чтобы котел не лопнул.
И. А. Гончаров
Существует распространенное суждение, что Церковь и творчество находятся в непримиримом противоречии по той причине, что церковная жизнь догматична и канонична, то есть якобы несвободна и регламентирована, в то время как творчество невозможно без свободы художника от каких-либо формальных обязательств: культура живет постоянным обновлением своих канонов, борьбой с автоматизмом, творческим отталкиванием от готовых форм, художественным переиначиванием традиции. Однако православный священник, посвятивший свою жизнь, в том числе, исследованию и критике церковного искусства, отец Павел Флоренский считал, что канон никогда не был помехой художественному творчеству, что «трудные канонические формы» всегда были тем «оселком, на котором ломались ничтожества и заострялись великие дарования».
Необходимо обратить внимание на своеобразие секуляризированного гуманистического понимания свободы творчества, которое состоит в том, что границы его определяются самим творцом, пережитым им «вдохновением». В силу того, что это «вдохновение» само в себе не содержит ни моральных, ни рациональных ограничений, оно легко может оторвать человека и от моральности и от разумности. Именно для защиты от таких состояний и созданы в Церкви художественные каноны. Их авторами являлись подвижники, которые достигли вершин духовного созерцания и вывели свой ум из зависимости от страстей. В силу этого каноны являются не порождением измышлений и дедукции, а выявленной через принятие Откровения совершенной художественной формой. Канон раскрывает мироздание во всей его органичности, во всех его таинствах; он предлагает «форму, рожденную из глубокого, духовно насыщенного содержания».
«Потусторонний», горний мир, являемый Церковным искусством, вовсе не является «виртуальным». Он есть реальность, с которой Церковь посредством Таинств соединяет мир земной, дольний. «Художник не сочиняет из себя образа, но лишь снимает покровы с премирно сущего образа: не накладывает краски на холст, а как бы расчищает посторонние налеты его». Канон, таким образом, возводит художника до предельно возможного уровня художественного восприятия, освоенного человечеством и позволяет художнику сделать этот уровень точкой отсчета в своем творчестве.
«Художник, который полагает, что канон может ущемить его творческую оригинальность и потому, прежде чем усвоить его, пытается его преодолеть, на самом деле попадает в полную зависимость от своей разрушительной задачи и начинает паразитировать на обломках чужих форм», подменяя творчество тотальным заимствованием и цитированием. «Только человек, смотрящий на культуру извне и не имеющий опыта культурного делания, может полагать, что у художника, обладающего внутренней свободой, не должно быть никаких табу. Напротив, чем одареннее художник, тем больше у него внутренних запретов, тем уже путь, по которому направлена его творческая энергия».
Ложным является и утверждение, будто каноны сковывают человеческий дух: напротив, дух человека призван дорасти до высоты канона, прозреть его красоту, и этому росту нет предела. В постижении смысла и глубины канона (традиции) раскрывается художнику его «связь с историей человечества и потому – с истиной и реальностью». Канон незыблем – и всегда современен. Канон метафизичен – и всегда актуален. В этом его существенное отличие от искусствоведческих методичек и манифестов, появляющихся «как раз для того, чтобы их преодолевать».
Итак, «художник должен творить свободно. Но отнюдь не бессовестно и не безответственно. По свободному вдохновению, без оглядки на толпу, без заботы о ее модах, вкусах, вожделениях и претензиях». Свобода творческого выражения в православии понимается, таким образом, как независимость от низших человеческих проявлений.
Необходимо признать, что отказ от каких-либо художественных норм (в частности, от канонов) открывает личности широчайший простор для творчества. Но личность, по идеологии индивидуализма, самое драгоценное в мире, есть и самое хрупкое в нем. Она «стеснена со всех сторон: «снизу» – природой, игрой ее слепых сил; в плане человеческом – она стеснена борьбой людей, их страстями, их взаимным непониманием и неизбежностью роковых недоразумений – разрушающих все светлое в людских отношениях. Личность стеснена наконец «сверху» – теми иррациональными моментами в жизни, из которых античная мифология создала понятие «судьбы», «рока». Претензии личности разбиваются о все эти стеснения – и чем больше она ждет для себя, тем более страшны ее разочарования». Личность человеческая вовсе не является полновластным хозяином или собственником своего бытия. «Мы ведь приходим в мир не по своей воле; лишь постепенно мы открываем в себе дар свободы, возможность принимать решения, выбирать между разными путями. И, конечно, наша свобода совсем не есть иллюзия, но в свободе человека заключена все же некая тайна, которая разгадывается только через жизнь в Церкви».
Другие статьи:
Программа соревнований, определение победителей, герои Олимпиад
Первым и долгое время единственным соревнованием на Олимпийских играх был бег. Сначала он проводился на дистанцию в один стадий (192,27 м) — стадиодром. С 14-й Олимпиады (724 г. до н. э.) в программу был включен двойной бег, на два стадия ...
Состав, структура, функции погребального обряда
С самого начала выяснения общей структуры обрядовых актов – с определения границ обряда, его начала и конца – можно встретить разнообразные традиционные представления. Обыкновенная продолжительность позднейшего погребального обряда – год, ...
Алеуты
Алеуты- островной народ тихоокеанского Севера – охотники на морских млекопитающих, рыболовы, собиратели. Их жизнь неотделима от моря.
Охота.
Море у островов Алеутского архипелага не замерзает. Алеуты охотились на морских выдр и тюленей, ...
Разделы